Сумрак вспомнил собственное детство. В лагерь его мать не отправляла, хотя места под Калинином шикарные, один Селигер чего стоит. Просто они жили на окраине, в деревенском доме, на берегу Волги, считай, та же природа, никакой лагерь не нужен. У матери была своя лодка, по утрам Витя брал удочки и до полудня рыбачил с соседскими пацанами, потом целый день носился с ними по окрестным улицам, играя в войну или в индейцев и ковбойцев. Мать работала на хлебозаводе, в отпуска уходила в основном весной или осенью. Но даже если выпадало лето, ни на какие курорты не ездила, занималась домашним хозяйством. Море Витя видел только по телевизору. Но оно ему и не нужно: Волга не хуже. Еще в доме жила Витина бабушка. Очень ворчливая женщина. И сильно верующая. Постоянно молилась, а когда начиналась гроза, крестилась и молила Бога о спасении. Отца Витя не помнил. Сначала мать говорила, что папу отправили на важное задание, но когда сын подрос, призналась, что тот перебрался в Москву, к другой тете. Папа работал в милиции. Кажется, участковым. Звали его Сергеем.
Мать и сейчас живет в том же доме, на берегу Волги… А бабушка давно умерла.
В школе он учился нормально, не на отлично, конечно, но и в отстающих не числился. При этом ни мать, ни бабушка его особо не контролировали. Просто не хотелось считаться дурачком-двоечником. Что он, глупее других?
Сумрак вдруг увидел себя в лодке, на середине Волги, возле железнодорожного моста, с которого они с пацанами прыгали в воду, рискуя свернуть шеи. Высшим шиком считалось спрыгнуть не с самого моста, а взобраться на его металлическую надстройку, еще метров на десять вверх, и с визгом сигануть оттуда… Он так и не смог, духу не хватило.
Он греб к берегу, с которого ему махал руками какой-то мальчик. Подплыв ближе, он увидел, что это Арсений Пантелеев.
— Виктор Сергеевич, вам, наверное, зимой валенки не нужны…
Воспитатель очнулся, растерянно переспросил:
— Чего? Какие валенки?
— Обыкновенные. — Сын Татьяны Павловны кивнул на волосатые ноги положенца.
Смысл сказанного дошел до Виктора Сергеевича секунд через пять. Но вместо того, чтобы в очередной раз обидеться и зарычать, он вдруг улыбнулся и беззлобно ответил:
— А я так и хожу. Очень удобно, ноги не потеют… — И выдержав паузу, спросил: — Где так шить-то намастрячился? Мамка научила? Или батя?
Вопрос про батю воспитатель задал почти непроизвольно. Почти. Арсений тут же переменился в лице, сменив озорное выражение на серьезное.
— Нигде… А бати сейчас нет.
— И где же он?
— В тюрьме.
Последнее слово мальчик произнес с нескрываемой злобой. Тут же повернулся и убежал к ожидающему его в сторонке Косте Жукову.
«О как!.. Батя на зоне. Крайне интересная новость… Коллега. С одной стороны, хорошо — Татьяна Павловна свободна, но с другой, не очень — мужичок рано или поздно откинется, если, конечно, не на пожизненном чалится».
Стоп! О чем ты, любезный? Какая разница, свободна она или нет? Ты не свободен. Тебе не любовные приключения искать надо, а думать, как не спалиться и ноги отсюда унести… Вот окажешься в тихом укромном местечке, не доступном для внутренних органов, тогда и ищи себе на здоровье. Хоть в десяток влюбляйся одновременно.
Но!.. Есть разум, а есть… Не-разум.
Сумароков вышел из беседки и отправился к первой яхте в надежде «случайно» встретить Татьяну Павловну. Ни в какие разговоры с ней он вступать не собирался. Просто захотел увидеть.
— Ты куда? — окликнул его вожатый.
— На прогулку.
— Какая прогулка? Собирай пионеров речевку учить.
— Сам собирай… Мое дело воспитывать.
Татьяну Павловну он не встретил. Прошел по центральной аллее. «Пионер — всем ребятам пример!» — гласил лозунг под плакатом с изображением стоящих плечом к плечу мальчика и девочки в пионерских галстуках и пилотках. К лозунгу приехавшие детки-переростки успели приписать еще один: «Пионерка — всем ребятам примерка!» Судя по всему, Зинаида Андреевна приписку еще не заметила.
На обратном пути столкнулся со сторожем, как выяснилось, пенсионером МВД, всю жизнь отслужившим на какой-то канцелярской тыловой должности.
— Проволоку бы покрасить надо. Завтра завхоз краску привезет. Я один неделю провожусь. Не подмогнете?
«Я тебе не шнырь», — по привычке хотел ответить Виктор Сергеевич, но в последнюю секунду одумался.
— Хорошо, — ограничился он одним словом.
И даже не добавил обязательное «без базара».
Нет, что-то с ним определенно происходит…
После обеда, когда начался тихий час и пионеров с трудом уложили в кровати, вожатый напомнил воспитателю про кружки.
— Пойдем, поглядим на рабочие места. Зинаида сказала, чтоб после тихого часа открывали. Юный друг милиции.
Идти не хотелось, раскладушка не отпускала, но Виктор Сергеевич все же поднялся.
Возможно, Татьяна Павловна тоже ведет какой-нибудь кружок и он ее увидит.
Промзона, вернее, территория труда и отдыха находилась в сотне метров от клуба. Собственно, это была даже не территория, а небольшой деревянный барак, внутри которого имелось несколько небольших комнат, перегороженных тонкими картонными стенами. Каждая комната — отдельный кружок. На дверях таблички с названиями. «Рисование и линогравюра», «Макраме», «Юный друг милиции», «Домоводство», «Умелые руки»… Общий коридор. Никаких замков и запоров.
В свежеокрашенной комнате «Юный друг милиции» пара длинных скамеек и покоцаный стол. Вот и весь инвентарь. Хоть бы палочку полосатую положили для антуража. Или дубинку. И чему тут пионеров учить? «Ласточкой» руки вязать? Или заявления принимать?