— Да, да, конечно! — горячо заверил завстоловой. — Обязательно!
Сумрак поднялся из-за стола, швырнул миску толстяку:
— На неделе пройду, проверю. Не исправишься — самого в котле сварю! Ты наваристый, баланда славная выйдет…
То, что Сумрак может выполнить обещание, завстоловой даже не сомневался. Полгода назад один из поваров запустил руку в общественный котел, свистнул мясо, чтобы за отдельную плату приготовить его для блатных. Так эту самую руку Сумрак лично вернул обратно в котел. И держал там довольно долго. В крутом кипятке.
— Да, да, я все понял. Сделаю что смогу…
Оргкомитет по проведению «Дня лагеря» второй час заседал в кабинете хозяина — подполковника внутренней службы Вышкина. В комитет входили председатель — сам Николай Филиппович, и четыре члена — заместитель по кадровой и воспитательной работе (в простонародье — замполит), заместитель по тылу, то есть завхоз, и два офицера безопасности. Первый в детстве закончил музыкальную школу по классу вокала, второй умел рисовать, поэтому в свободное от службы время подрабатывал на кладбище, выбивая на плитах портреты и эпитафии. В общем, люди собрались, не чуждые искусству.
Вышкин, хоть ничего и не заканчивал, но тоже относил себя к творческим личностям. «День лагеря» был его любимым детищем. Поэтому к его подготовке он подходил, как Станиславский к постановке спектакля, каждый год придумывая что-то новое и оригинальное. Сам писал сценарий праздника, сам руководил воплощениями гениальных задумок в жизнь. Ведь смотреть шоу будут не только управленцы, но и родственники осужденных. Многие ради «дня открытых дверей» и свидания с близкими преодолеют не одну тысячу километров. И перед ними нельзя ударить в грязь лицом.
Три последних года ему помогал опытный активист — музыкальный продюсер, осужденный за воровство авторских прав и систематическое избиение сожительницы. По образованию — постановщик массовых праздников и фестивалей. Но два месяца назад он освободился и вернулся в шоу-бизнес и к сожительнице. Ждать, когда он снова проворуется или расквасит ей нос, Николай Филиппович не стал, рискнув опереться, как это делает корейский вождь Ким Чен Ир, исключительно на собственные силы.
В этом году он представит публике невиданное костюмированное шоу с патриотическим уклоном. Ни много ни мало — историю государства Российского! В прошлый раз были пьеса и концерт в клубе, но это уже не тот масштаб. Душа просила развития! Широты и художественного простора, полета фантазии! (Понравится начальству из управления, глядишь, и неполное служебное снимут, станет легче дышать.) Грандиозное действо пройдет на плацу! А после него — гала-концерт в клубе… Но глубине замыслов, как всегда, мешали раздолбайство и нерадивость исполнителей, а также низкий бюджет мероприятия. Приходилось использовать внутренние лагерные резервы.
— Что там у нас с танком? — обратился председатель комитета к завхозу, сняв очки и оторвав взгляд от плана-портянки.
— Каркас готов, — солидно доложил тот. — С брезентом проблемы. Своего нет, я пытался договориться с воинской частью, но они согласны обменять только на спирт.
— Так найди спирт!
— Легко сказать… Спирт только в Тихомирске достать можно, да и то у бутлегеров, грузинский. По пятьдесят рублей за литр. Деньги нужны.
— Ты мне про деньги говорить будешь?! Ты, тыловик?! Ты с одного нашего магазина дачу себе спроворил!
— С дачей тесть помог… — нахмурился тыловик.
— Ага, рассказывай. Чего ж ты тут делаешь, если у тебя такой тесть? Когда надо, ты все находишь!
— Хорошо, я постараюсь…
— Постарайся! До праздника две недели, а у нас танка нет!..
На самом деле ушлый завхоз уже договорился с начальником воинской части, подогнав ему пару первоклассных дубовых гробов, но почему бы не выжать из ситуации лишнюю копеечку?
Хозяин сделал пометку в плане, потом повернулся к офицеру-вокалисту.
— Что с Петром Первым?
— Петра нашли. Бочкин из первого отряда. Правда, с ним одна проблема.
— Какая?
— Зубы. Только два нормальных. Остальные выбиты или сгнили. Он хоть и под два метра, но не в авторитете. Короче, шепелявит.
— Так пусть в санчасти зубы вставят. Скажи Сорокину.
— Да вы что, Николай Филиппович! В нашей санчасти только вырывать умеют.
— Тьфу, ты! Ладно, напишем ему поменьше текста. — Председатель оргкомитета сделал еще пометку. — Так, теперь главное. Лагерная песня. Текст все выучили?..
— Учат. Кто не выучит, пойдет в карцер. Лично проверю.
— Правильно… Да, вот еще, — хозяин поднялся из-за стола, — среди гостей будут дети. Надо что-нибудь для них тоже придумать. Обязательно. Мысли есть?
— Можно горку построить, — подал идею капитан-художник, — из реек и жести. Пускай катаются.
— Ага! Сейчас! — мгновенно возразил завхоз. — А материалы где брать? Да и не успеем.
— А чего голову зря ломать? — Певец обвел окружающих ласковым взглядом. — Пускай каждый барак подготовит сценку из сказки!
— Мудро, — согласился председатель. — Сегодня же составь список сказок и раздай старшим отрядов. Чтобы репетировали. Так, все, давайте по местам. Вечером собираемся и подводим итоги.
Этап пробыл в карантине не две недели, как положено, а всего пять дней. Приближался великий праздник, и люди должны были успеть влиться в коллектив. Всех распределили по отрядам. Кольцова по приказу хозяина отправили в первый, к активистам и хозобслуге. Активисты не подчинялись ворам, считаясь помощниками администрации, поэтому мента не трогали. Но и особого расположения к нему не испытывали. Так, пустое место. Зэки других отрядов, помня про запрет положенца, Кольцова тоже не задевали. Разве что так, по мелочи. Поднос в столовой зацепят, якобы нечаянно, стишок веселый прочитают: «Как-то рано поутру мент пропел ку-ка-ре-ку…» Единственным, кто мешал спокойно исправляться и перевоспитываться, был Шаман, не простивший подлого удара ниже пояса. И, как человек мстительный и серьезный, он не упускал возможности порадовать мусорка прекрасной перспективой: